Б. Пушкарская, 34.

« Увы, все в прошлом – это минус, Но есть что вспомнить – это плюс». (Александр Жаров, тот самый, – «Взвейтесь кострами», «Ходили мы походами» или, еще Утесов пел, – «Заветный камень». )  

Ну и что? Почему 34, а не 22? По крайней мере в красном кирпичном доме 22 были шаляпинские бани с замечательной парной и очень неплохое пиво. Сам пил, по усам текло и в рот попадало. А почему не номер 64? Не было такого дома на Пушкарской, последний дом был 62.  

А вот адрес по Пушкарской 34 был у многих в записных книжках. И у моей жены тоже, потому что мы там жили. А еще он был написан мелом на спине у бабки из соседней с нашей квартиры. Я сам написал. Она видите ли не могла запомнит свой адрес. Очень часто бывало так. Раздается звонок к нам часов эдак в три ночи. Открываю дверь, стоит бедняга, в руке чайник, – «Родные, не найдется ли водички для чая? » – « Бабка, а у тебя что, нет крана с водой на кухне? » – «Ах – ты! Сейчас посмотрю. А куда идти то? » Я беру ее за плечи и разворачиваю в нужном направлении.  

Каким же образом мы оказались на Пушкарской? Путем длинной цепочки обменов и переездов. Сначала наша семья росла, дети, знаете ли. И одновременно увеличивалсь площадь нашего проживания. Обычно по одному адресу мы жили лет десять, каждый раз начиная с ремонта. Дежурной шуткой наших друзей было – у этой семьи хобби такое – отремонтировать весь жилой фонд города. Естественно, мои навыки плотника, столяра, водопроводчика, маляра и электрика постепенно улучшались. Такелажника тоже. С Пушкарской размер нашего жилья начал уменьшаться. Нет никто не умер, слава Богу. До этого было еще далеко. Просто пошел естественный процес отпочковывания части членов семьи. Помните, в школе мы учили про амебу. Она делилась.  

А теперь ближе к делу. Мы вьехали в новую квартиру в середине лета. Погода хорошая, солнце, дождей нет. Почему я пишу о погоде? Поймете позже. Пока просто запомните. Другая важная деталь – дом был после капремонта и почти пол года совершенно пустой ожидал заселения, то есть в нем не было ни крыс, ни мышей, ни тараканов и даже мух – всех этих любимых людьми сутников и спутниц жизни.  

И вот мы стоим внутри нашей любимой квартиры. Основная мебель уже стоит на своих местах –все эти диваны, кровати, шкафы и столы. И даже тещя присутствует, она снует между кухонной плитой и холодильником. А проходы еще заставлены картонными коробками. На них написаны номера – от единицы до где то около 80. В них важное и не очень барахло. На столе лежит большой лист бумаги с теми же номерами и против них перечни содержимого. Полный порядок, все точно, как в аптеке.  

Знаю я эти аптеки. Один раз пошел в ту, что на Невском проспекте у Московского вокзала. Откуда то у меня появился очень большой нарыв на кончике среднего пальца правой руки. Ну да, того самого. Болит, зараза, спать не дает. В аптеке несколько окошек, за которыми сидят различного вида женщины – аптекари, у всех лица, выражающие раздражение и безразличие. Конечно, везде очереди, как же без них. Но у меня для такой ситуации есть, выработанный многолетней практикой, свой стиль поведения. Прямо у дверей аптеки я поднял увечный палец вверх и громко завопил: – « Женщины, дорогие, милые. Спасите – помогите. Палец, палец, палец! » Советую, попробуйте. Действует мгновенно и безошибочно. Дорогие и милые – такая возникла неожиданная возможность отвлечься от нудной работы – побросали свои очереди у окошечек и сгрудились вокруг меня, разглядывая злополучный палец.  

«Ха! », – сказала одна, – «обыкновенный вульгарный нарыв. У меня был такой, правда, на другом месте. » Женщина слегка покраснела. Вдруг другая, помоложе, побежала к аптечной полке и тут – же вернулась. – «Вот, это должно помочь», – и она протянула мне... презерватив! – «Не тот размер, будет спадать. » – «Не будет, волдырь скоро раздуется, как это обычно бывает. » – «Нет! », сказала пожилая и, видимо, более опытная женщина. «Один раз мой муж натер себе волдыр. На пальце, дуры! У всех на уме одно и то же. Так вот, моя свекровь сняла с себя одну пиявку – она всегда носила на себе несколько пиявок, не знаю зачем. И поставила ее на волдырь. И вот она, то есть свекровь, да нет же, пиявка! – запутали вы меня – вцепилась в волдырь, и он мгновенно исчез, как и не было. »  

Мне торжественно продают две пиявки в баночке с водой. «Прежде всего, намажь болячку хозяйственным мылом. Не тем дорогим, за 21 копейку, а дрянным, вонючим, за 9 копеек. Для пиявок это как наркотик. »  

Полный надежды возвращаюсь домой, выкладываю одну пиявку на стол и тычу в нее смазанный мылом палец. На, мол, жри. А эта зараза, даже не сказав спасибо, начинает извиваться и уползает прочь. Я ее снова хватаю... В общем, через несколько минут она подыхает. Что же делать? Ну умный, думай, думай. Умный берет маленький стеклянный пузырек с узеньким горлышком из под чего – то и кладет его боком на стол. Рядом вторая пиявка. Учуяв палец с нарывом, зверь с бешенной скоростью начинает удирать и, о ура!, заползает в бутылочку. Спрятался. Я мгновенно затыкаю горлышко нарывом. Пиявка в ярости от того, что ее провели как младенца, впивается в палец и начинает быстро раздуваться. Пей – пей, зараза. Теперь это уже не червяк. Это красного цвета пузырь. Я отдираю свой палец от бутылки – нарыв совершенно исчез вместе с болью.  

Победоносно подняв неприличный палец вверх, я пошел в аптеку порадовать добрых женщин. Во второй руке я нес, нет не пиявку, а коробку шоколадных конфет. Для чего я рассказал вам эту захватывающую историю? Не знаю. Просто представился случай.  

Теперь же я возвращаюсь в квартиру на Большой Пушкарской. А там моя жена пробирается между коробками к телефону, висящему на стене корридора. Старый такой телефон с диском, который надо крутить пальцем. Телефон в те времена был предметом гордости и хвастовства для тех, у кого он есть, и зависти для всех остальных. Жена набирает номер и вдруг говорит, – «Не работает, трубка молчит. » Что значит молчит? Когда меняешь квартиры с телефонами, они сохраняются за своими владельцами.  

Я выскакиваю на улицу. Прямо напротив нашего дома находится телефонная станция. Вхожу в кабинет начальника, вернее начальницы, и сразу понимаю – все пропало, ничего не получится. За столом сидит нечто злобное, ненавидящее всех и все, единственное занятие для которого – причинять людям горе, желательно, смертельное. Тонко сжатый рот, змеиный взгляд, ну да читатель и так все знает. Выслушивает меня, смотрит документы. Радостно – « Правильно, нет у вас больше телефона. Вы совершили тройной обмен. Сначала, как бы переехали в промежуточную квартиру, куда конечно не перезжали. А там телефона не было. И уже оттуда переехали на Пушкарскую, но уже без телефона, раз его небыло. Правило такое, если телефон можно отнять, он должен быть отнят. »  

Я уныло поплелся домой, и спал очень плохо. Мне снилось, что я с кем то разговариваю по телефону, но с кем, о чем и зачем не понимал. По дороге на работу я продолжал думать о своем сне. Вещий он или просто так? И вдруг у меня в голове как – будто что – то щелкнуло. Ну конечно вещий! Я сразу же пошел к своему начальнику Лёне. У Лёни было хорошее настроение, у него позавчера сперли новую машину – Ладу, последний номер. А вчера ее, Ладу – Ладушку, вернули! И его жена снова стала доброй и кормящей. В смысле, мужа и собачку. У них снова завтраки, обеды и ужины.  

Как же это произошло? Лёня парковал свою машину на охраняемой территории фирмы. Забор, ворота, бронежилеты. пистолеты – все очень надежно. Заезжает огромный грузовик с прицепом и даже со своим краном. Привез что – то небольшое, но очень кому – то нужное, как сейчас помню, из Прибалтики. Водитель оформляет доставку, совершенно случайно цепляет краном Лёнину Ладу, грузит ее на прицеп и вот – нет грузовика! И Лады нет. Но Лёню не проведешь. Он бросается в кабинет нашего главного начальника. Главный начальник, бывший начальник столярного цеха, сумевший обойти всех в приватизонной борьбе за владение фирмой, хватает телефонную трубку и звонит, ни зачто не догадаетесь, самому Районному – теперь поняли – большому человеку в КГБ. Мы эту организацию всегда очень любили, но теперь особенно. Районный обеспечивает «крышу» над целым рядом предприятий в подведомственном ему районе города. Оба начальника дружат между собой на почве соблюдения самых разных обоюдных интересов, в том числе, любви к коньяку. Вопрос был решен благополучно и быстро. На следующий день ворюга грузовик был пойман, Лада поставлена на своем месте, и о чудо! с баком полным бензина.  

«Лёня! У меня сперли телефон. » – Я объясняю ситуацию. – «Надо дать возможность Районному повторить свой подвиг – на этот раз, вернуть мне телефон. » – « Зачем ему нужено, чтобы твой телефон был у тебя? » – «Нужнее, чем твоя машина у тебя. » И я рассказываю, что мой телефон был поставлен на прослушку с тех пор, когда мой сын в рамках школной программы для первого класса, стал переписываться с некоей Бриджит из Бордо, тоже из первого класса. И на стол Районного уже много лет кладут сводку моих разговоров со всеми, кому я звонил и не звонил. – «Понимаешь, он же привык. Это придает дополнительный вкус утренней рюмке коньяку. » – «Усёк! Надо спасать Районного! » – кричит Лёня и бежит к бывшему начальнику столярного цеха.  

После работы я возвращаюсь домой. С отвращением стараюсь не смотреть в сторону телефона. Мысленно обещаю себе никогда им не пользоваться. И вдруг назойливое жужжание тещи и жены нарушает громкий звонок. Телефон! Я хватаю трубку – «Але! » Отвечает мужской голос, – «Але, але! Аллё надо говорить. » – И кому – то в сторону, – «Нашли! » Я не верю своим ушам – сработало! Заработало! Хочу, чтобы снять нервный стресс, бежать на телефонную станцию посмотреть на  

морду стервы, то есть на стерву с мордой. Но бежать надо мимо серванта, а в нем уютно стоит и заманчиво поблескивает бутылочка с жидкостью неописуемого цвета. А запах!  

В общем, даю рецепть. В бутылку водки нужно добавить чайную ложечку зернышек кинзы. Продается на рынке. Встряхивается. Лучшее три раза. Потом туда же добавляется несколько травинок того же растения, снова встряхивается. Без травы продукт приобретает изумительный желтый цвет, тот самый который неугосимым огнем изливался из глаз известного всем гробовых дел мастера Безенчука, а с травой – еще более изумительный изумрудный, как у глаз девушки из песни "Город зеленого цвета" Виктора Павлика. Первая проба снимается через неделю. На следующий день пробу повторяют и уже пустую бутылку оставляют на хранение до повторения процедуры. Ее можно время от времени нюхать, закатывая глаза к потолку.  

«Ты это зачем? » – подозрительно спрашивает жена. «Один! » – «Как зачем. Телефон ожил. Неожиданно. Испугал меня! »  

Одновременно с заработавшем телефоном перестает работать туалет. То есть сначала все было ОК. Открываешь дверь, заходишь. Закрываешь за собой дверь – что необязательно. Затем делаешь все хочешь, вернее, все что надо. И главное, то чему тебя учила мама, спускаешь воду. Флаш – по – английски. Полный порядок.  

И вдруг, после того как зашел сантехник что – то доисправить, а потом ушел, в унитазе перестала уходить вода, туда – вниз. Наоборот, она стала переливаться через край и вместе с содержимым заливать пол. Бегу за сантехником. Тот идет, подозрительно покачиваясь и держась за стены. – «Три рубля будут? » – спрашивает он заплетающимся языком, но уверенно. – «Будут! Будут! Давай уж скорей! » Сантехник засучивает рукав, лезет голой рукой внутрь унитаза и победоносно достает оттуда пустую чекушку из под водки. «Во-от она! Ты сам засунул? А водка где?!» Последнюю фразу он не говорит, а выкрикивает. Я поскорее засовываю ему в кулак три рубля и, подталкивая, помогаю найти выход из квартиры. Три рубля, конечно, жалко, но зато как у меня вырос опыт работы водопроводчиком! Вы поняли? Эта гадина обошла все унитазы в доме, засовывая в них бутылки! Где он столько их набрал! Я дал себе обещание, оставляя пустую квартиру, всегда опускать в унитаз маленькую бутылку из под водки. Можно и с водкой, но тогда вытаскивать ее обратно нужно будет с особой осторожностью или, что еще проблематичнее, в квартире может появится пьяное тело. И что тогда делать?  

Буквально через месяц я еще раз убедился насколько важно наличие исправной канализационной системы в квартире. Она должна быть именно исправной, или никакой. Никакой она была в помещении под нашей квартирой. То есть там ее не было вообще. Напоминаю, мы жили в бельетаже, а под нами, в полуподвальном помещении была бухгалтерия, наверное кому – то необходимая. И вот там работали женщины, но без туалета. Было все – столы, стулья, ручки, мусорные корзинки для бумаги. Представляете, даже бумага была, а туалета нет. Такое бывает. Я учился в Технологическом Институте. Там на кафедре тоже не было туалета. Так мы, студенты и преподаватели... Впрочем, это секрет.  

А теперь давайте мысленно поднимемся, лифт работает, на последний этаж. Там в квартире за закрытой дверью идет ремонт. Хозяин чем – то стучит, пилит, сверлит, материться. Между прочим, образуется мусор. Ну там опилки, тряпки всякие. Обычный человек собрал бы этот мусор в ведро и далее – лифт, двор, помойка. Но в нашем случае, работает человек умный, искушенный. – В туалет мусор, туда его! И никаких проблем.  

А ночью я просыпаюсь от громких криков, плача и проклятий. Теща. Приспичило ей, видите ли. И только она приняла уютную позу, как вдруг слышит на одном из верхних этажей в туалете сливают то, что положено. Ну и что, спросите вы? А то, что все это положенное почему то появляется в нашей ванной! Уровень дряни почти до краев, вот – вот польется на пол. Я ничего не понимаю, а понимаю – нужно что – то. делать. Одна рука проверяет наличие штанов, другая хватает ведро, зачерпывает содержимое из ванны, и я несусь по лестнице – хорошо, что бельетаж, – во двор. Там есть канализационный люк. Во второй и последующие разы я просто выплескиваю ведро за порог парадной двери. Я не Геракл! Ну вот, ванна пустая, вымыта. Все мои мирно спят, а я... А я с ужасом слышу, что там наверху снова опорожняется чья то задница. И весь процесс повторяется.  

Я никогда раньше не думал, что их, задниц, так много! В одном из перерывов звоню в какую – то аварийную контору и пытаюсь быть внятным. Меня выслушивают и обьяснят, что ничего не могут сделать, график напряженный, все на обьектах. Я слышу, что рядом с говорящим со мной по телефону кто – то громко и напряженно дышит. «Все уехали? А кто же рядом с вами? » – «Никто! Он уже уехал. » – «Скажите ему – Большая Пушкарская, 34. Все будет, на двоих. » Через десять минут во двор въезжает машина. Я уже там, в руке бутылка с водкой. Подходят двое, – « А где вторая? » – «Сначала работа! » Мужики быстро открывают крышку канализационного люка что у нашей парадной двери, и я вижу там сбоку торчит конец сточной трубы, плотно забитый комком из тряпок и бумаги. «Кто – то спускал мусор в туалет, конец трубы обрезан плохо с зазубринами, вот все и застряло. » – объясняют мне опытные работяги. Они ловко сбивают багром затычку. «Все в норме, где вторая бутылка? » – «Работа не закончина. Где гарантия? » Чертыхаясь рабочие опускают в люк лесницу, один из них здоровенным молотком бахает по краю трубы. Трах! Кусок трубы отваливается. «Все, давай! »  

Счастливый конец! А если бы у женщин в бухгалтерии был свой туалет, он был бы еще счастливее. Наводнение было бы у них.  

После этого в доме на Большой Пушкарской воцарился мир и тишина. Выходишь утром на работу, солнышко, хорошо так, дремлешь на ходу. Вдруг в ушах раздается громкий крик. Что – то знакомое. Вздрагиваю, окончательно просыпаюсь. Ну да, конечно. Это моя участковая врачиха орет с другой с другой стороны улицы, – «Юра! » – Юра это я, если кто еще не знает, – «Ты куда идешь, на работу что – ли? Зачем это тебе? Давай я выпишу тебе больничный недельки на две! » Я подхожу к ней, объясняю, что у меня на работе сейчас все в порядке, начаьник тихий, так что спасибо, а вот потом, если что, тогда уж... Некоторое время идем рядом. Я помогаю ей нести тяжелую сумку. Знаю, там лекарства. Раз в месяц она забирает из аптеки дефицитные специальные лекарства для всех своих больных и потом их раздает. Сами больные не всегда могут их получить, – «Нету, не прислали. Ждите. » Красивая яркая брюнетка со странной фамилией Магди, она как – то объяснила мне, что ее угораздило, когда она еще училась в медицинском институте, выйти замуж за араба, который учился там же. От него она получила фвмилию Магди и дочку – «жертву арабо – израйльского конфликта», – шутила она. Потом муж уехал в Москву и она с дочкой иногда его навещает. – «Жуткое дело. Они там меня одну из дома никуда не выпускают, только в сопровождении какого – нибудь мужика. Такое правило. »  

А вечером с работы я выхожу вместе со своим сослуживцем Ильей. Хороший парень, мы с ним почти друзья. А потому что у нас часто возникают одинаковые мысли, например, зайти в гастроном. Вот он – напротив нашей фирмы. А потом мы неспешно сидим не скамейке. Когда бутылка цинандали опорожняется, расходимся. Он в одну сторону – к себе домой, а я в другую – к себе. Я иду  

осторожно. Там есть опасное место – люк без крышки. Однажды шла мимо стайка наших сотрудниц, кажется четверо, и все одновременно говорили. Не хватает им для этого восьми часового рабочего дня, видите ли. Вдруг чувствуют, что – то не то. Замолк один голос. Как в сказке про негритят. Оказалось, одна из них упала в люк. Спасло то, что на ней было тяжелое осеннее пальто. Его края накрыли целиком люк и она повисла на нем внутри люка, как на парашюте.  

Хорошо, что она висела не молча, хорошо, что ее подруги тоже не молчали – нет они не давали потерпевшей полезные советы, они так громко визжали, что проходящий мимо парень остановился и вытащил пальто вместе с Галиной, так ее звали. Ее поставили вертикально, стянули пальто с головы вниз, придав девушке приличный вид, и все пошли дальше, продолжая прерванную беседу.  

А вот одному сотруднику не так повезло. Нет, он не свалился в проклятый люк, он споткнулся о его крышку, которая валялась рядом. И разумеется, он упал на проезжую часть, по которой, разумеется, ехал мотоцикл. И опять же разумеется, состоялся наезд мотоцикла на одну из пяток. На пятку была налеплена гипсовая повязка и парень долгое время прыгал на костылях.  

Со мной ничего такого не происходило и я благополучно приходил домой. Один раз вхожу в свой двор, а мне навстречу идет, ни за что не догадаетесь, главная Золушка страны. Да -да, та самая, которая пела «Лесной олень» и « Белой акации звезды душистые». Если мне не изменяет память, в одной из квартир нашего дома жила ее мама. Я всегда с ней здоровался, не с мамой, а с Золушкой, то есть кивал, и получал в ответ лучезарную улыбку. На этот раз рядом с ней шел высокий плотный мужчина, наверное, тоже артист. Все встречные артисты любят когда их узнают, поэтому я кивнул ему тоже, жалко что – ли. Он горделиво склонил голову и вдруг оступился. И тут случилось нечто удивительное. Его оступившаяся нога топнула по асфальту и провалилась по щиколотку в образовавшуюся яму. Понимаете? Гладкий асфальт покрывал плохо утрамбованную землю, под ним были пустоты. Нет, артист не сломал ногу, не упал – он, наверное, был талантливым артистом. Хорошо поставленным голосом он громко произнес некую сценическую фразу. А Золушка даже не покраснела, она только хихикнула. Об этом случае можно забыть. Здесь важно только то, что теперь мы знаем, во дворе есть замаскированные асфальтом ямы.  

И вот я снова иду домой через свой двор. На этот раз идет мелкий дождик, октябрь месяц и, обычное дело, в городе наводнение. Ветер гонит воду из залива вверх по Неве, подвалы домов затоплены и, красивое зрелище, через трещины в асфальте брызжут фонтаны воды. Открываю дверь в квартиру и вижу по корридору от меня с достоинством, неторопливо идет здоровая рыжая крыса. Даже, сволочь, не обернулась. Читатель понял, что случилось? Когда в доме начался капитальный ремонт – шум, пыль, грохот, крысы переселились во двор в пустоты под асфальтом. А почему нет? Свободно, места много. Можно ходить друг к другу в гости, не выбираясь на поверхнось. Кошек прогнали. И вдруг, на тебе – наводнение. Не жить же в ямах, наполненных водой. И крысы, конечно, поперли обратно в дом.  

Им то хорошо, а что делать мне. И как они, вообще, проникают в квартиру. Оказалось просто. По всему периметру квартиры между полом и стенами были оставлены широкие щели, которые не везде перекрывались плинтусами. Отличное качество работы. В Америке это называется – «Микки Мауз», то есть халтура.  

Я объявил крысам войну, бескомпромисную, отечественную. Перепробовал массу видов и способов устрашения и истребления. Ничего не помагало. Вот, например, кладу изготовленный по якобы провереннному практикой рецепту шарик с крысинным ядом на пол. Ночью наблюдаю. Появляются они, крысы. Много. Садятся вокруг шарика, думают. Потом начинается возня. Выбирают одну жертву. Покусывают ее и подталкивают. Она подходит к шарику и начинает им чавкать. Процесс закончен и звери, включая вкусившую, разбегаются. И на этом все. Больше они к яду не подходят, ни следующей ночью, ни последующей. Наверное убедились, что он вкусный, но не способствует здоровому образу жизни.  

Прихожу в отчаяние и придумываю свой собственный метод. Патента на него не брал, пользоваться могут все. Вот он. Идешь в ближайшую стекольную мастерскую с пустой коробкой, большой. Просишь набрать в коробку осколки битого стекла. Стекольщик удивляется, но разрешает. Хорошо если у него есть совок для мусора и метла. Но можно и руками, перчатки обязательны. Покупаешь или достаешь одним из извесных способов мешок цемента. Я, например, никогда не знал где и как купить, а достать – легко и просто. Еще будет нужен мешок с песком. А дальше все понятно. Цемент, песок и вода – это будет бетон, а в него нужно высыпать толченое стекло. Отдираешь от стен плинтусы и заливаешь в щели бетонно – стекольную смесь. Прибиваешь на место плинтусы. Ночью слушаешь, что будет. Ага, грызет. Потом раздается жалобный писк, и все. Нет больше крыс, исчезли навсегда. То – есть стекло им не по вкусу. Даже скучно стало.  

Скучно, но не надолго. Помните, под нашей квартирой была бухгалтерия. И вдруг она исчезает, а на ее месте появляется кафе. Ничего, довольно уютное, даже туалет есть. Про крыс я спросил, но меня не поняли. Сказали все что есть указано в меню. Стала ходит публика, по внешнему виду обычная, нормальная. И вдруг, бах – тарарах!  

Взрывается машина, припаркованная у тротуара рядом с кафе. Приехала пожарная, останки машины залили водой, стекла в окна кафе вставили. Наша квартира, странным образом, не пострадала.  

Прошло две – три недели и опять вдруг. Трах – бах! На этот раз это была машина, стоявшая напротив кафе, на другой стороне улицы. Там еще было пустое место между домами, где стояли две большие помойки. В них постоянно копались интеллигентного вида пожилые граждане, желавшие пополнить свой дневной рацион. Не знаю, пострадал ли кто – нибудь из них, а вот машина да. Горела разноцветным пламенем. Вобщем, в это кафе никто из нашей семьи не ходил, а я даже подумывал наклеить на наши окна бумажные полоски крест на крест, как это делали во время войны на случай обстрела города.  

Владельцами кафе были люди скромные, но как – то не совсем, поэтому я не решаюсь их описывать.  

Теперь пора переходить к культурной части рассказа. Каждый раз въехав в новую квартиру, я прежде всего начинал вбивать гвозди в стены и развешивать картины, иначе было просто невозможно попадать в жизненно нужные и ненужные места. Я то мог, а вот женщины. И откуда их столько, я, разумеется, не имею ввиду женщин. Развеска картин дело сложное. Во – первых, соседние картины должны сочетатья – размер, цвет, сюжет – все это важно. Затем, нельзя вешать рядом картины художников, у которых при встречи друг с другом сжимаются кулаки и начинают сверкать глаза. Нужно помнить, что если ты ожидаешь прихода гения по имени «У», то надо заранее снять и надежно спрятать картины другого гения – «Х». Иногда это надо делать быстро. То есть картины должны вешаться и сниматься легко и просто. Желательно также, чтобы они висели на своих местах прочно и не падали, вздрагивая от прыжков проходящего мимо дома транспорта.  

Один раз раздается звонок в дверь, я открываю и входят, пожалуй, человек 8 – 10. Пришли без предупреждения. Парни и среди них одна женщина, немного необычного вида. Что – то такое – этакое в выражении лица, в одежде. Впрочем с людми искусства это бывает. Конечно, я подхожу к ней и делаю попытку помочь снять пальто. На что она говорит, как приятно, когда ей оказывает знаки внимания симпатичный мужчина, но в тоже время, это как – то подозрительно, не дают ли ей тем самым понять, что она слабая женщина, которая не может сама даже раздеться. Я с негодованием отрицаю даже самую малую возможность существования таких женщин, и мне разрешается повесить пальто на вешалку.  

Мне шопотом объясняют, что Барбара, самая обычная американская феминистка, но это не опасно. В Калифорнии, откуда она приехала, все лица, считающие себя женщинами, – феминистки. То есть, заполняя какую – нибудь анкету, они в графе – «род» пишут не «F» – женщина, a «F» – феминистка. Ну а если «М», то она это он – мужчина. Приехала она в Петербург, сначала просто так, как туристка. Но на ее счастье – несчастье, познакомилась со всякими неформальными художниками – митьки, некрофилы, всякие. «Мы ей так понравились, что она купила тут однакомнатную квартиру и возвращается домой только для того, чтобы вспомнить, как зовут ее детей. Которых трое. »  

А дальше случилось вот что. Когда мы входили в комнату, прямо на нее сверху свалилась картина, висевшая над дверью. Все обошлось, картина была небольшой, рамка крепкая. Я конечно, расстроился – могла бы и сломаться. Барбара, потирая плечо – не только русские бабы, оказываются крепкие, стала меня утешать и подарила мне написанную ей книгу «Прогулки по Невскому проспекту». На английском языке, представляете! В ней она описывает всякие странности, которые ее поразили в городе на Неве – дворы колодцы с открытыми канализационными люками, синеносая женщина с лошадью, стоящая у входа в метро Купчино. Я потом съездил туда, проверил. Действительно, нос был синий и явно не от мороза. День был летний. Лошадь, настоящая живая лошадь, косила красивыми глазами и отворачивала морду, стараясь не дышать перегаром, исходившим от ее хозяйки, которая просила денег якобы на прокорм голодной скотине.  

Особенно ярко Барбара написала о том, как ее пригласили всё те же друзья художники отметить Новый Год за городом в деревенском доме. Зима, ночь, снег. Все сидят за праздничным столом – бутылки, закуски. Все путем. И чем больше пьешь, тем настойчивее мысль. А где же туалет? Человек терпелив, но не до такой же степени! Утром она обнаружила много странных желтых ямок в снегу вокруг дома и среди них ее, знакомую. А туалет? Был! Вон та деревянная будка засыпанная снегом, даже тропинки нет. Дверь открыта настеж. Барбара сказала мне, что она допишет свою книгу и обязательно расскажет в ней, как незнакомый мужчина бросился сначала снимать с нее пальто, а потом бросился в нее картиной.  

Вобщем, люди к нам приходили часто. Они были разные, и скучно нам не было. Как – то появился человек средних лет – лысина, очки и все остальное, даже галстук. Такой может быть кем угодно. А с ним выводок молодых девиц, числом около пяти. И начал он ходить между картинами, широко расставив руки, как – бы ощупывая их, но слава Богу, не дотрагиваясь и не царапая. А девицы за его спиной, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, слушают, что он говорит. «Вот эта картина очень хорошая, у нее уравновешенное энергетическое поле, она излучает тепло и доброту. А эту художник писал в плохом настроении, в ней нет четкого центра, и вообще все сикось – накось. Злая она и ее лучше перевесить куда – нибудь в уголок. »  

– «Этой сикостью и накостью и ценна картина» – не выдержал я. – «Я смотрю на нее перед тем как мне предстоит встреча с начальником не работе. А если не на работе, а в ресторане, то я смотрю вот на эту. »  

Вдруг человек в очках и галстуке встал передо мной, руки все еще растопырены, и говорит, – «Стойте, не подходите ближе. Так я чувствую себя безопаснее. Ничего лишнего не перескочит ко мне от вас через мои ладони. А вы когда – нибудь думали о своем здоровье? » – «Думал», -пробурчал я. Рассказываю, что у меня гастрит, нулевая кислотность, изжога. Черт бы побрал общепит и все остальное. Хожу в платную поликлинику на Большом проспекте, глотаю там кишку для анализа желудочного сока. Сижу с ней на подоконнике, пугая прохожих. Врачи меня утешают, что это уже не надолго. Посадили меня на диету – пустой куринный бульон, в котором плавает вареная луковица в шкуре.  

– «А почему вы догадались? Вы кто такой и как? » И мужчина с растопыренными руками объясняет, что ничего он не знает и что ни к чему отношения не имеет. Он простой доцент, и доцент это не бандитская кличка, а его должность в Университете. А все знают и видят насквозь его ладони. Независимо от него. Каким образом? Непонятно.  

– «Послушайте», – говорит он, уже теперь Доцент, убрав свои руки за спину и как бы проверяя ими все ли там у него на месте и в каком состоянии. – «Я хочу дать вам один совет. Можете ему следовать, можете нет. Я смотрел на ваши картины бесплатно и совет мой будет тоже бесплатным. Первое, забудте о своих докторах. Их, как бы нет и не было. Второе, вылейте свой бульон с луковицей в туалет. Вам запрещается есть все мясное, птичье, рыбное, молочное и вкусное. Можно все остальное – овощи, фрукты, кашу, макароны, хлеб, перец, горчицу... » – Он вытащил свои ладони и стал загибать пальцы. Его девицы стали хором ему подсказывать. – «Это что же, я стану вегатарианцем. » – «Не таким, как эти девочки. Пирожки – пирожные. А настоящим, серьезным. Таким, чтобы можно было хвастаться и пугать знакомых. » – «А как долго? Неделя,  

полторы? » – «Два года и семь месяцев. Можно дольше, но не нужно. » – «Почему так много? Кто сказал? » – «Какая разница, я забыл. Кажется за это время обновляются все клетки организма. »  

Я слушал всю эту галиматью с интересом, но как – то так. Радости не испытывал. Вечером я уныло смотрел как весело и вкусно шипят на сковородке, брызгаясь маслом, котлеты. Наверняка, теща забыла, что фарш надо делать из смеси говядины и свинины. Напихала слишком много булки. А где лук, чеснок, соль? Я украдкой стащил с тарелки жены несколько макаронин, промыл их водой из под крана от вкуса и запаха котлет и с отвращением сожрал. Чертов Доцент! Небось, сам сейчас сидит в ресторане с одной из своих девиц, жует шашлык и пьет пиво.  

Кстати, пиво! Это же не мясо – молочный продукт!? Ура! И вино – водка – коньяк тоже – «Ура! » А спирт на работе, тот вообще бесплатно! И сколько хочешь. Проживем, пробъемся! А «доцент» стало для меня наиболее употребительным словом, в отсутствии жены, конечно. Она у меня, сейчас будете смеяться, была доцентом СЗПИ – Северо Западного заочного политехнического института. Ну это там, на Милионной улице во Мраморном дворце. Там еще во дворе стоит комод, на комоде – бегемот, на бегемоте – обормот. Памятник Александру lll. А до него был броневик «Враг капитала», но без Ленина. То – ли еще не пришел, то – ли уже ушел.  

Этот мой доцент была необычным доцентом. (Не знаю, как правильно написать эту фразу. ) Часто работала по вечерам. То есть я днем работаю, она дома. Я дома – вечером, она на работе. Обычно часов в десять, на улице уже темно и пустынно, выхожу на Большой проспект и смотрю направо. Там вдали находится станция метро, из которого она должна появиться. Далековато, в случае чего, если на нее нападут бандиты и начнут грабить, добежать не успею. Но по крайней мере, закричу «Караул! »  

Один раз стою, прислонился спиной к стене дома, жду. Вдруг подходят два полицейских с собакой. Здоровая такая овчарка. Полицейские тоже крупные, увесистые. Спрашивают, – «Ты чего стоишь, пистолет у тебя есть? » – «Какой там пистолет, даже палки нет. Возмешь палку, тебя же ей и стукнут. » – «Ну и зря. Был бы пистолет, походил бы с нами. На троих веселее. » Ушли. Я ничего не понял. Мало им собаки – подавай пистолет.  

Должен сознаться, чего – нибудь не понимать – это моя особенность. Вот например, прихожу домой с работы, все на ту же Пушкарскую, – жены, как обычно, нет. Ну это понятно. А где холодильник? Маленький такой, стоял на кухне. Оказывается, увезла на работу. Как, каким образом? Он же тяжелый. И зачем? Говорит, он ей там нужнее. Почему нужнее я не понял. Сказала, что это временно, вернет. Как бы не так. Да и не нужен он мне, вегетарианцу, был. Я свою еду не хранил, потому что всегда был голодным и съедал все сразу и немедленно. И пиво тоже.  

Пиво в те времена было принято пить «разливное», в ларьках. Правда, было «Жигулевское» в бутылках. Но дрянь ужасная. Кроме того, у них на заводе в огромно чане с пивом долго плавал какой – то рабочий, почему то одетый и даже в резиновых сапогах, пока не утонул. Обнаружили его не сразу, а когда стали разливать пиво по бутылкам. Из сапог тоже вылили – не пропадать же добру.  

С пивными ларьками все по другому. Стоишь в очереди, постепенно знакомишься с соседями, узнаешь новости. Ну да про это все знают. Расскажу один случай. Место действия Васильевский остров, 3-я линия. Пошли мы туда с дочкой к одному художнику, его все знали, даже имя упоминать не нужно. Он предложил написать ее портрет. Самого художника и его жены Тамары дома не оказалось и мы вернулись на улицу. Смотрим, то есть это я смотрю, а ребенку все равно, стоят люди у пивного ларька. И я встал, а почему бы нет. И вдруг вижу недалеко от меня, чуть впереди своего директора Р. и его приятеля Б. тоже из нашей конторы. Вот невезуха. А вдруг увидят, позовут, отказаться неудобно. А они всегда, я это не люблю, разбавляют пиво водкой из бутылки.  

И тут идет мимо наш художник, да не один, а в окружении девиц. Все молодые, высокие, красивые. Ну как не вспомнить: «Ох то – то, все вы девки молодые. Посмотришь – молодцом ты стал. » Одеты, ну сами понимаете, и сразу видно, все иностранки. Художник видит меня и кричит бросай мол свою очередь, пошли с нами. Иностранки подходят ближе, с интересом смотрят на мою дочку. У Р. и Б. отваливаются челюсти, и их как не было, мгновенно исчезают.  

Ну понятно. Побоялись, что я кому – нибудь расскажу, как они близко стояли и дышали одним воздухом с подозрительными иностранками, то есть расскажу кому надо. Они то, наверняка, выложили этому кому все про меня. Но все обошлось. Не возбуждал я никакого интереса. Телефон мой прослушивали, я был во всех списках нежелательных художников и их друзей, а в остальном, нигде не состоял, ничего не знал, и моя преступная деятельность была на уровне допустимой.  

Зато директор Р. стал обращаться со мной очень уважительно, при встречах здоровался за руку и таинственно подмигивал. Я даже спросил его, а не хочет ли он, чтобы тот самый художник нарисовал его портрет, возьмет не дорого. «Ну а дальше, как пойдет. Девицы... » На что он испуганно замахал руками и стал от меня прятаться. Хороший он был человек и его приятель Б. тоже. Любили кататься на лыжах, оставляя за собой четкий след из пустых « маленьких» из под водки. Ну совсем как в сказке про Мальчика – Спальчика.  

Да, а как же моя добровольная голодовка, как она протекала и чем закончилась? Я стал постоянным посетителем ближайшей овощной лавки. Вот что такое настоящая мерзость. Входишь осторожно – пол грязный, сколький. Стоит густой запах гнили и вони. Подходишь к лотку, в котором лежит нечто. Копаешься в этом нечто, выбираешь несколько картофелин. Ну зимой они, конечно, мороженные. Но почему летом то? Потом наступает очередь того, что называется свекла, капуста. Продавщицы смотрят на меня, источая злобу и презрение. Я стараюсь их не замечать. Вид у них – не могу подобрать цензурного названия. Грязные фартуки, испитые заспанные лица, ну и так далее. Не дай Бог, откроют рот, а в нем злобный ряд стальных зубов.  

Спешу успокоить читателя. В один прекрасный день вхожу в этот самый магазин и ничего не понимаю. Куда я попал? Чистота, воздух благоухает «Красной Москвой». А где же родные продавщицы? Вместо них – за прилавками небесные создания в белоснежных одеяниях. Прически, макияж, розовые ноготки и приятные улыбки. «Здравствуйте, чем могу вам помочь, заходите еще. » А какая картошка, капуста, морковка! Поняли, что случилось? Перестройка!!!.  

Приношу это изобилие домой и начинаю из него делать свой завтрак. Сам, семья отказывается на меня смотреть, а если и смотрит, то с ужасом. Читатель! Ел ли ты когда – либо сырую картошку или свеклу? Советую! До сих пор я могу незаметно стащить в магазине небольшую картофелину и с вожделением тут же съесть ее прямо со шкурой. Можно предварительно потереть ее о джинсы, но это уже лишнее, для гурманов. Между прочим, это действенный способ тренировать себя для борьбы с разными бактериями и микробами.  

После такого замечательного завтрака иду на работу, пошатываясь от голода. Пошатывался, примерно, месяц, а потом перестал. Почему, не знаю. Думаю мой мой организм понял, что от меня шиш что получишь, и стал усваивать азот из воздуха. Ну совсем как это делают представители растительного мира, например, бобовые с помощью клубеньковых бактерий. Я попробовал найти где эти клубеньки гнездятся на мне, но не нашел.  

Интересно, какой – то странный у меня получается рассказ, чем дольше я его пишу тем он становится длиннее. Пора это прекратить. Вот только расскажу, как мои картины поменяли место жительства с Б. Пушкарской, 34 на поближе к статуе Свободы, именно той, которая стоит в заливе реки Гудзон на острове Бедлоу.  

Немного отвлекусь. Не все знают, что ее лицо лепили с вдовы Зингера. Того самого, который якобы изобрел дырку в игле для швейной машинки и назвал ее, не дырку, а машинку, «Зингер». Подобная была у моей тещи. Теща ее очень любила, потому что это была единственная вещь, которую она нажила за свою долгую и нужную для процветания страны работу. Ее и еще пенсию в размере 66 рублей. Машина была полусломана и все время ожидала ремонта, занимая солидную часть комнаты. Тещины надежды на меня не оправдались. Не смог я починить ее Зингера, впрочем, я и не пробовал.  

Усопший Зингер не знал, что его красавица Изабелла став вдовой воспользовалась отсутствием мужа и удачно распорядилась своим лицом. Интересно, как бы он отнесся к этому. Предьявил бы права на Статую? В конце – концов, ведь именно он на правах мужа владел лицом любимой супруги, как впрочим, и всем остальным, к чему это лицо прилагалось. Я пишу об этом потому что путь моих картины к статуе с лицом вдовы короля швейных машинок, начинался в тролейбусе №1, который ехал от моего дома по Невскому проспекту мимо известного всем горожанам Петербурга Дома Книги. Это здание было первоначально построено как филиал фирмы «Зингер». И именно мистер Фишер, директор филиала, решил отметить начало его работы женитьбой на некоей русской княжне. Имя этой княжны я не смог обнаружить, но зато узнал, что во время свадебного пиршества ее суженый чем то отравился, вышел на крыльцо и упал в снег мертвым. А его молодая жена немедленно уехала в Калифорнию. Почему? Не знаю и никто не знает. Может быть, за наследством от своего мужа?  

Уже живя в Бостоне, среди развешанных по стенам картин, я несколько раз ходил в одно учреждение, находящееся в красивом здании на Ньюбери Стрит. Для бостонцев эта улица что – то вроде Невского проспекта. Название его очень трудно произносимое и запутанное. Оно не связано ни с геологией, ни с гематологией, ни, тем более, с гинекологией. Генеология – вот правильное слово. Моя жена, как это для меня ни странно, любит утверждать, что ей все равно где я пропадаю, и пошла туда со мной с единственной целью – удостоверитья правильное ли я произношу это слово.  

Помещение общества было набито четырьмя сотрудниками и сотрудницами, пополам, и большим количеством старинных фолиантов. Очень пыльных. Я попросил их разыскать в этой пыли следы и имя русско – калифорнийской княжны и узнать на что и как она потратила полученное от Фишера наследство. Был ли он владельцем, исключительно, швейных машинок или заводов, газет, пароходов тоже. Сделать это бесплатно, потому что исключительно ради любопытства. Они проявили живую заинтересованность. – «Ну конечно! Ну конечно! Зайдите через неделю, нам нужно сдуть с книг пыль. А вот не хотите ли вы получит свое родословное дерево? Очень быстро и всего за пятьдесят долларов. – «Ну конечно! Ну конечно! », – ответил я и все поняв, быстро ушел.  

Тем не менее, через неделю я к ним вернулся, на этот раз без жены, что бы принести бутылку вина и коробку конфет. Заодно я узнал, что к сожалению, либо княжна заблудилась в калифорнийских лесах и ее кто – нибудь съел, либо она тратила свое наследство слишком скромно и бесшумно, не оставляя за собой слухов и сплетен. Чтобы утешить меня, они сказали, что вносят мои данные – имя, рост, вес, цвет глаз, адрес и все остальное в список любителей ге-не-о-ло-ги -и, ну вот так будет без ошибок, и дарят мне значек их Общества. Носить его я не стал – жалко было делать дырку в рубашке, а положил куда – то, где он сейчас и лежит.  

Проезжая с картинами по Невскому проспекту мимо здания Акционерного Общества Зингер, я мрачно думал, нет не о русской княжне с фамилией Фишер, она тут вообще ни при чем, а о том, что меня ждало в почтовом отделении на улице Маяковского, именно оттуда отправляли картины зарубеж. Меня там должны будут раздеть наголо, то есть отобрать существенную сумму денег, нажитых честным трудом. Потому что мне необходимо будет выплатить стоимость картин во второй раз, теперь государству, как – будто я уже не покупал их у художников. И даже за те, которые мне были подарены. А сам художник? Он про это ничего не знает. Он дал мне бумагу за своей подписью, что денежных претензий ко мне не имеет и не возражает, если его картины переместяться в какую – нибудь буржуинскую страну.  

Воспоминание об этом так меня расстроило, что я решил поставить здесь точку. А свою печаль я изолью как – нибудь в следующий раз, отдельно, когда у меня окажется некое медицинское средство, способное поддержать настроение человека на пригодном для жизни уровне. Оно, это средство, появляется у нас дома самым мистическим образом, почему – то одновремено с нашим сыном и его женой.  

Любят они нас навещать. И не только потому, что здесь, неподалеку есть неплохой ресторан.  

Между прочим, читатель несомненно заметил, что в этом рассказе я совершенно откровенно игнорирую своих детей. Нет! Нет! Они замечательные! Но писать о них я побаиваюсь. А вдруг прочитают.