Всесоюзный розыск. Не детектив

В детский дом на окраине городка привезли малышей-отказников с Урала.  

Детям из обычных домов иногда находятся приёмные родители, а в этом живут дети, в коих углядели будущих ненормальных здоровьем, и, конечно, им не светит жить в приёмышах.  

Но часто прогнозы не оправдываются, и здоровым детям скоро самим надо будет определяться в жизни.... Галя познакомилась со своей родословной, состоящей из заявления об отказе от новорожденной дочери. Не впервые, но теперь основательнее, горше то есть, попереживав о своей неприкаянности в мире, кроме детдомовских стен, по совету подружек – эта крепкая детдомовская дружба! – обратилась к директрисе, второй матери каждого воспитанника. И такое счастье выпадает им иногда! Поговорили.  

И подала директриса на всесоюзный розыск... мамы.  

Довольно быстро нашлась! В Ташкенте. И пишется коллективное письмо маме от брошенной дочери. Но очень осторожное, деликатное – мало ли, по каким причинам...  

Быстрый ответ, заставивший рыдать весь дом: "Я не твоя мама, Галочка! У меня не было и не будет детей – потому и семьи нет. Но, если хочешь, я буду твоей мамой. Нам теплее будет вдвоем. И жить есть где... "  

И, без того близкая детям, наставница посоветовала той женщине продолжать писать девочке; теперь в розыск дала данные и этой женщины, чтобы вторично не отвечать той за чьё-то..  

По новому адресу было написано письмо, поспокойнее прежнего, но ответа нет. Еще письмо – ничего! Директриса упёрлась – не было в её практике такого, чтобы не добилась желаемого! Пишет туда же, но на райотдел милиции.  

И вместо письма заявляется сама мама! Плачущая, сожалеющая о прошлом, не бродяжка, не, не.. Хочет взять дочь. Сразу и насовсем.  

Вдруг та – ни в какую! Маме не объясняет, а старшему другу, матери, директрисе – в одном лице все – выложила:  

– Если "не, не", то почему сама не взяла, на письма не ответила?  

Наставница не выдала этих её вопросов-размышлений маме, но посоветовала обеим в домашней обстановке приглядеться друг ко другу и на месте решить-обсудить, как дальше жизнь сложить.  

Поехала Галя в гости к маме, попрощавшись с подругами, чувствовавшими "не то", директрисой, которой накануне мама призналась в одном только: дома наказали – одной не возвращаться. Что-то уж очень круто замешено.  

Прощались всерьёз, то есть навсегда. И слёзы, и улыбки..  

Дорогой мама рассказала о семье, которая ждет Галю. Запинается перед именем: оставила в роддоме без имени. Галя побаивается её откровения: вот сейчас услышит от взрослого человека, пусть и матери, что толкнуло отдать беззащитного малыша государству, которое не может, безликое, стать мамой, хотя дало имя, фамилию.  

Имя ей "нечаянно присвоили" бабушкино, которая очень переживала за случившееся тогда, но ничего не могла сделать – была в больнице сама, взять себе девочку потом – расстроить  

дальнейшую жизнь дочери, хотя теперь мама и бабушка убедились в обратном: расстройство может быть сейчас.  

Признания так и не последовало, но и сказанного было достаточно, чтобы насторожить девочку. Догадки, догадки, и ничего вразумительного не нюхавшей "людской" жизни детдомовке.  

Почувствовав в ней перемену, мама стала избегать объяснений – большая, ничего, если сама догадается.  

А дома их ждут! Мамин муж – добрый отец сводным брату Володе и сестре Саше и совсем родному Галиному брату Ванечке. Ванечка сейчас в Москве учится на военного дипломата, он знает о Гале, обещал приехать.  

– Вы с ним очень похожи. Мужа зови, как хочешь – дядя Тёма, папа. Он хочет, если ты согласна, yдочерить тебя, как когда-то усыновил Ванечку.  

Галя понимает, что ей не всё рассказывается – всё сразу тяжело обрушивать, а что "всего" много – это видно: будто и не рада мама, что дочь "нашлась", хотя, просыпаясь, видела сквозь ресницы, как мама, почувствовав её пробуждение, от слёзного расслабления старалась взбодриться. Переживает, жалеет. А Галя не находит в себе ни зла, ни всепрощения. Иногда наплывает глупое, но понятное: как соседям объяснят?  

Встреча на вокзале потрясла, девочку:  

в фильмах о войне так встречались потерянные малые дети, успевшие вырасти. В Доме подросшие дети переживали: почему они не потеряны в войну – хоть спрашивать не с кого. Им тоже не с кого, но ведь их не ищут не потому, что погибли родные, а потому что они не нужны родным! Пусть ждут вот так всех брошенных!  

Володя с Сашей – погодки – на год-два моложе её, как приткнулись к ней на вокзале, так и не оставляли.  

Бабушка не смогла приехать: заранее расчувствовалась. Среди поцелуев Галя расслышала мамино:  

– Как мама? Её-то не казните! Это жестоко!  

Мама на вокзале была изгоем! Не было ее здесь! Как на просто сопровождавшую смотрели: сдали-приняли. Дети мамой не называют в лицо: избегали обращаться. И папа Тёма резко отличал их друг от друга даже дома, давая пищу уму девочки, должной бы радоваться, а тут..непонятные отношения.  

Ужин не был парадным, гостей не было, посуду мыла и Галя, мама хлопотала над завтрашним холодцом, папа звонил от соседей cоседям бабушки.. Потом смотрели заключительную серию "Адъютанта..".,  

Потом Володя с Сашей устраивали её на ночлег. Без участия взрослых: пришло время укладываться, и Саша принесла с дивана плед, постельное бельё было вынуто из шкафа – обычное, не новёхонькое для особенной гостьи.  

Влилась в детский коллектив спокойно: в первую ночь Володя устроился на раскладушке меж кроватями сестёр – так хотелось послушать новенькую сестренку и самому чем-нибудь поделиться. Поговорили!... не заметили, как уснули – хорошо, что каникулы! Можно утром поспать.  

Рассказали ребята, что и как в их семье, особенно после того, как заявился в памятную всем субботу дядя Стёпа-милиционер, участковый.  

Смотрели какую-то серию "Адъютанта..". Всех держит на взводе Павел Николаевич! Даже стол не убирали – всё потом. На звонок хором: не заперто! Бывает, не успеваешь открывать-закрывать: свои ребятишки и соседские снуют, и соседи за спичками, солью, на огонёк перекинуться новостями.  

– Давненько не бывал у вас! Вижу – здоровые, и еще здравия желаю! Ребята подтянулись, а с ними и обновки! Пришёл не только другом к вам, но и участковым, а может, и наоборот.  

Другом – поздравить с дочерью и сестрой, а участковым – спросить: почему не отвечает мать неизвестной никому родным, друзьям дочери, вынужденной самой искать пропавшую мать всесоюзным розыском! Детский дом на всю страну для увечных детишек, и твоя там оказалась! Увечных жалеют, хоть и на расстоянии, а ты здоровенькую кинула, креста на тебе нет! Воспитательница или директор на милицию написали: дочка хочет мать отыскать и опорой ей быть в заблудшей жизни! А мать жирует и за своим благополучием не вспомнит о кровиночке своей! Теперь понял, почему мать ушла от вас: горько каждый день не досчитываться внуков! И хоть бы пригуляла! По годам-то, соображаю, Ванечкина погодка. Замуж, боялась, не возьмут? Так Артёмка и с с двумя бы взял, а, Тём? Даже "шеврон с нашлёпом" не углядела! А ей на глаза – это на язык всему городу!  

А перестану я тебя уважать, Артёмка, если оставите Ванечкину сестрёнку у государства на шее! Пока малы – оно присмотрит, а там как Бог на душу положит?  

Не срамите себя перед своими детьми: не отдадите ни Саню, ни Володю, а дивчинка та разве не сестра им!..  

Ох, какие крепкие слова готовы сорваться в адрес твой, подруга моего друга! Ну ничего! Артёмка, водвори сестру детей твоих под мамино крыло – и быть тебе ещё раз отцом уважаемым.  

Как людям-то объявите: в какой подворотне нашлась ухоженная, умытая дочь? В школу ей пути нет из-за подобных расспросов. Если умом в Ванечку, то определяйте в техникум. Должна быть покладистой – не у мамки росла. Где определите учиться – там и будет, потому постарайтесь дальнейшую жизнь не испортить выбором специальности, профессии..  

Говорилось это не заранее продуманной речью, рад был, что все в сборе, что, зная друга, не дешевит перед ним – всё по-дружески ставит на места: пришел обличить многолетнюю неправду и помочь благоустроить всё наилучшим образом. И бегает, и сядет, и стенку подопрет, руки за спину – огибает стол, телевизор выключил: в понедельник повторят..  

Он всё сказал за всех. Даже детей не обошел:  

– То бы нянька была у вас! Сопли б подтерла, по головке погладила, щелкнула за дело! – и опять хозяйке: Тёмка из большой семьи на мальчонку пошёл, он и на девочку не посмотрел бы, то есть именно посмотрел бы: вы ведь уже тогда снюхались!  

Артём стал оправдываться перед всем миром в лице своих детей:  

– Я тогда уезжал по обмену опытом, потом продляли командировку.  

И за это время.. Как ты могла! Степан, доставай билет на самолет! Прямых нет? А где это? Ого, куда загнали! – и жене: Завтра же за свой счёт на две недели! Я сказал: на две! Вдруг какие препятствия в документах! Нечего объяснять – по семейным! А то ей здесь не жить: как на шимпанзе в планетарий будут экскурсии ходить! Оттуда ехать – телеграмму! И без дочери не возвращайся!  

Ушёл дядя Стёпа, взбудоражив тихую жизнь семьи, а папа насел на маму: где письма? И после них не шевельнулось? Вот же дети, а та кто, отходы чьи-то?  

Письма читались вслух, никто не выпроваживал детей – слушается дело всей семьи! Этот домашний суд стал для мамы приговором: не мать! Не только неведомой Гале, но и его родным детям!  

В следующую ночь она выехала за Галей. Знать бы Гале, что думала мама во время неожиданного своего путешествия. Каялась, жалела "ташкентскую маму", из-за бездетности семьи не имеющую? – о ней писала директриса в райотдел, а папа вслуx читал письмо, оставленное дядей Стёпой.  

А самой Гале жаль маму? Не приди дядя Стёпа – так и жили бы тихо-мирно, то есть не зная о существовании Гали?  

На другой день дети пошли к бабушке Гале, чаепитие устроили. Младшие не ревновали сестрёнку: теперь она всегда с ними будет, а бабушка в каждом из них, оказывается, и её видела. Детские сердца подкупала слеза бабина, рука на голове Гали... А мама не так к Гале. Но ведь и к ним не так, как раньше! Как побитая собачонка.  

— Простите мать, а то изведется! Не простите себе этого по гроб жизни! Вот увидите! Нет, не надо видеть! Прощайте маму сейчас, а то потом совсем не сможете, зачерствеете.  

Показали сестре город – не весь, конечно: успеется – теперь здесь жить.  

Приходила бабушка, дочь при ней оживала, обращалась ко всем, забыв о негласном бойкоте. При бабушке младшие внуки, отец старались уйти. Галя помогала маме привыкнуть к мысли, что плохое в прошлом. Но если бы это было сказано вслух! А на такое Галя не решалась: семейные могли не одобрить. Поэтому бабушка, чувствуя девочку, подолгу была у них – ведь надоест же остальной семье прятаться от общения с мамой.  

И однажды Галя отважилась: напросилась помогать папе Тёме опрыскивать сад и, называя его папой – искренне! – просила пожалеть маму:  

– А то я уже жалею, что нашлась. Выходит, я искала её, чтобы отомстить! Вашим презрением к ней. Видел бы дядя Стёпа, что натворил своим "дружеским обличением"!  

Опрыскивание отложили, пристроились на тщедушной скамейке, обнявшись. Он ничего не обещал, но со временем дочь углядела, что не смотря на "шаги навстречу", мама по-прежнему пребывает в привычной скорлупе отторгнутой.  

С приездом Ванечки мама необычайно изменилась: восстановление семейных отношений стало доброй практикой будущему дипломату. Почувствовала доброе отношение к ней детей, мужа, но прощение их повело её в другую сторону: только вслух еще не казнила себя – глаза в пол, постоянно теперь полны слёз. Так и до истерики недалеко  

Галя очень старалась: то не попадаться ей на глаза, тогда мама сама выискивала её – просто для короткого взгляда; то мозолила глаза – лезла с помощью, где надо и не надо, отталкивая этим её от себя: не верила мама в её искренность. Это молчаливое обвинение сбивало девочку, нестойкое положение в семье обескураживало.  

Ванечка помог устроиться на швейную фабрику ученицей и в вечернюю школу: – Идеальный вариант, сестрёнка! Специальность и для семьи нужная; образование даётся – продолжать надо! Больше судьбу менять не будем – разве что фамилию в будущем.  

С отъездом Ванечки Галя сникла: не такой представляла семью после нравственной трёпки. Два месяца – и ни одного родительского собрания. То ли дядю Стёпу пригласить – окончательно навести порядок в семье, взбаламученной его речью, а после неё на глаза не показывается! Нужен был откровенный разговор, всей семье нужен, если само не настраивается. Не девочке же доводить до ума дела в семье!  

Подождала-подождала и через месяц после Ванечки сообщила поутру о решении: еду, дайте деньги на билет. Взрослые поняли, что всё обдумано, дети поняли, что сестра намного старше даже Ванечки.  

В эту же ночь уехала проходящим, не обещая писать, поцеловав только бабушку, пожав руку отцу, обняв легонечко мать, щёлкнув братца по носу, сестричке приподняла подбородок – выше носик!  

Ташкентская мама ещё года три бомбила директрису письмами: тa не отвечала. Приезжать-не приезжала: не отвечают, значит, не хотят расстраивать, значит отыскала мать или выбыла из детского дома по возрасту. А жаль – могла бы помочь ей обустроиться в жизни, если мать не нашлась.  

Бабушка умерла, просила продать домик, а деньги – Гале. Папа Тёма перевёл их прямо на детский дом: не Гaлe, так всем.  

А Галя не пропала – живет, как все детдомовцы во взрослой жизни – добивается всего сама, очень чутка, отзывчива. Пишет в детдом, посылочки немудреные посылает. И ни слова о родных.