Иван Купала Ночь творения и обливай каво попала

Когда сам мал – это развеселое и увлекательное действо! В ночь подростки хороводятся – где бы что бы устроить такое, чтобы и смешно, и вредительством не пахло, чтобы долго помнилось, передавалось из уст в уста, чтобы не было повторений прошлого...  

О прежних дерзких опустошительных налетах на огороды уже не вспоминают. Каждый хозяин вправе считает посоветовать осуществить что-то, не сотворенное им когда-то.  

Есть и заговоры: заранее запланированное, а есть – и по ходу дела, то есть неожиданно подсказанное сиюминутными обстоятельствами. Как, например, сегодня..... Поутру слышат поселяне: там калитку заколотили штакетиной, там лавку свистнули, а на ее месте оставили бутылку пива – в утешение, наверное, потому что лавку не вернули, а сама хозяевам так на глаза и не попалась.... Кто-то вчера на солнышке прожаривал диван-кровать, в ночь пленкой от росы укрыл, чтобы сегодня в обещанное вёдро еще на свежем воздухе подержать, а оно – какого рода "диван-кровать? " – само ушло в кювет на выезде с улицы, одетое пленкой. Пришлось хозяину самому возвращать неслуха, потому и унесенного, что сил хозяину не занимать – не в пример ума: забыл себя в молодости! – использовать малейший повод для хохмы.  

Кого не любили – тем пакостили, но так, чтобы милиция не вмешивалась: бабка Жмурчиха радуется: тимуровцы опять объявились – стайку вычистили! Рано обрадовалась: все равно убирать придется – уборную им забаррикадировали!  

Повторов не было, но были глуповато-смешные выходки – лишь бы посмеяться.  

Ерышевский Фунтик, родился фунтовым – кому-то понадобилось взвешивать, а теперь с телка ростом – поменялся квартирой со своей подружкой с конца соседней улицы, скромницей Тяпкой, неслышной, но налетающей наверняка!  

Перетаскивали явно сами молодые хозяева – кто бы рискнул из чужих подойти! Она в его будке переспала прекрасно: вместительная, запах родной. Промолчала из будки, когда хозяин вышел к Фунтику с кормёжкой. Пропустила в дом старика-соседа, зашедшего поутру, а назад – дудки! Цепь доставала до калитки, дед смикитил, что собаку подменили, но не стал с нею объясняться, а просто ушёл задами. А ночным татям снились сны о предстоящем дне, не менее интересном прошедшей ночи.  

А Фунтик в чужом дворе – этом – не был чужим. Всех впускал-выпускал, не удивляя даже хозяев – ведь на цепи – своим присутствием. Хоть подружки не было, но запах умиротворял. Когда ему вынесли тюрю, тогда только удивились: как, брат, терпишь? Мог бы – ответил: не потерпел бы – выперли б самого, а мне не с руки!  

Нынешняя ночная команда у Исаевых, что у колодца, всю посуду для полива с огорода вынесли за ворота и рядком вдоль забора установили. Не для хохмы: наполнили колодезной водой, чтобы нагрелась для обливания прохожих – через них пол-села проходит. Кто вот только на полив им нагреет? а то нехорошо получается!  

С утра хоть из кружечки да умоют домашние друг друга! Ночью собаки, не умолкая, голосили, а с утра визг стоит по всему селу: во дворах, на улицах.  

У кого-то с вечера в сенях стоит водичка. И тут уж кто вперед соскочит!  

Жена корову вышла доить, муж еще поваляться с полчасика может, но, выйдя, может принять на грудь поток воды, рванувшийся навстречу из того же подойника!  

Чтобы этого не произошло, муж, счастливый своей думкой, вылазит в окно, жмурится в палисаднике, вдыхая цветочные запахи, а от калитки – свеженький колодезный душ! Необычайно освежает! Ни увернуться, ни пасть – достанет.  

Знающие хозяева с вечера заполнили бочки, фляги, вёдра, ванные – на обливание всю воду из колодцев повытянут, а поливать огороды нечем! Единственная на всё село колонка у курятника на краю села. Речка пересохла лет двадцать тому, оставив два нетопких болота, даже кочки заросли.  

Но, несмотря на нехватку воды, везде, где люди, она сегодня пластается радугой – от вёдер до кружки – иль наоборот? И глупо-радостно, редко честно-возмущенные лица:  

– Я при часах!  

– Прячь!  

– Ой, заболею!  

– Да она нагрелась!  

– Нервы!  

– Укрепим почище Шарко! – если знают о таком; если нет – всё равно укрепят!  

А малышня целый день, как на городской демонстрации хор вместо "ура" :  

– Иван Купала – обливай, ка-во па-па-ла!... Управляющего искупала уборщика: лихо развернувшись, замер "Урал" под окном, а из окна вчерашней водичкой из графина и плюхнули. Блеснул фиксой, подмигнул банщице и уехал переодеваться. Возвращался по соседней улице – а своей уже караулили – и всё равно пришлось сушить у конторы рубашку – рядом с флагом болталась.  

Галина Ивановна, учительница приезжая, проходит к соседке – ребятишки расступаются, а она вскинула руку и полоснула по их рожицам! Вернуться назад ней не позволили сухой – только через душ! Вероломство наказано! И это сближает.... С Вандовки перевезли чью-то халупу – кому-то баней станет. Обмыли удачный перевоз. Перевозчики рядом живут – соседствуют, значит; помогают друг другу домой добираться. Обливают обоих. Один малость протрезвел и тащит другого, враз осевшего – так в сон заклонило. Носильщик недоволен:  

– Еслив хлипкий – не пей! Устал-то я, тащить тебя! Где правда? Одни штаны помокру сколько весют – знаешь? Вот и я не знаю...Вон того не любят, а облить надо, хоть и сволочной. Всё село прошел, не опасаясь – грудь колесом, взгляд: только чуть – ведро на тебе!  

А городской, из дачников, не разбирался в сволотах порядочных. Выныривает из-за калитки – готово дело!  

– Ну и наглец! – выхватывает из нагрудного кармана права, военный билет, встряхивая их, восхищается сволочной: перенаглел его!... В каждом дворе сушились одежды облитых. Деды целый день сами сушатся на задворках и лавочках у ворот: день большой – где внучек обольет, а где и сосед, такой же пенёк, с кружечкой выползет.  

Бабок щадили: на них дом держится: поутру стряпня, готовка, хозяйство, огород, указки всем направо-налево...  

В купалин вечер посидят они у колодца, повспоминают девичьи хороводы, венки, лапту, как жгли ремешком в кругу – игру и жизнь...